Игорь ВОЛЧОК: «Зачем тебе Италия?» – сказал я ГАЗЗАЕВУ»
Волчок – тренер уникальный. Хоть сам не забирался с «Локомотивом» в чемпионате СССР дальше шестого места, из его команд вышло столько тренеров! Газзаев, Семин, Бердыев, Петраков, Эштреков, Аверьянов, Нодия… Будто Игорь Семенович – это ВШТ.
МЕССЕРЕР И СВЕТЛАНОВ
- А вот знакомьтесь, внучка моя. Болельщица «Локомотива», ее называют талисманом клуба, – встретил нас Волчок в своей квартире на Рогожском валу. – С четырех лет в Баковку со мной ездила. До сих пор на всех матчах команды бывает. Я-то уже больше по телевизору смотрю. Хотя в «Локомотиве» меня не забывают. В октябре 80 исполнилось – так поздравили тепло. А Бердыев из Казани телеграмму прислал.
- Дубль «Локомотива» тренирует почти ваш однофамилец – Владимир Волчек.
- На самом деле фамилия у нас одинаковая. Когда-то и моя была Волчек – через «е». Но после армии напутали с документами, написали через «о». Я не стал ничего менять. Кстати, Галина Волчек – моя родственница по отцовской линии. Она из Саратова, как и мой папа. Но он давно ушел из жизни, и с Галиной Борисовной познакомиться не довелось. Вырос я в Москве, на Пушкинской улице. Дружил с Борисом Мессерером, рядом росли Женя Светланов, Игорь Якушенко.
- Художник, дирижер и джазовый композитор – недурная компания. Как же вас футбол затянул?
- В районе Советской площади был так называемый Армянский двор. Вот там и гоняли мяч. Вскоре я начал тренироваться на стадионе Юных пионеров. Денег не было – дожидался 12-го троллейбуса, цеплялся сзади… Боря Мессерер, между прочим, мог стать хорошим футболистом. Физически мощный, прыгучий. В отца – знаменитого балетмейстера Асафа Мессерера.
- С Беллой Ахмадулиной, супругой Бориса, общались?
- Конечно. Баковка, Переделкино – это ж все на одном квадратном километре. С Беллой он, по-моему, намучился, хотя был предан ей и любил безумно. Но Ахмадулина уж очень своеобразный человек.
- А Светланов?
- Женя учился безобразно, был абсолютно неуправляемым. Консерваторию окончил с третьего, кажется, захода. И вдруг резко изменился. Я был поражен. Вчера шпана – а сегодня великий музыкант. Вообще в нашем квартале постоянно случались потасовки, кого-то убивали. Верховодил блатными парень по прозвищу Червонец. Кто в Армянском в футбол играл – тех в обиду не давал. И в бандитские разборки не тянул. А меня потом спорт настолько увлек, что общаться с друзьями детства практически перестал.
- Войну как пережили?
- По ночам дежурили на крыше. Фашисты сбрасывали бомбы-зажигалки. А мы окунали их в бочки с водой и песком. Как-то на Пушкинской бомба попала в типографию, я мимо шел. Взрывной волной меня отбросило в урну, которая стояла около подъезда. Сидя на ней и очнулся, ошалевший. Повезло.
ГАЗЗАЕВ И СЕМИН
- На юбилей были неожиданные звонки?
- Нет. Больше внимания от игроков, с которыми пересекался в последнее время. От тех, что стали великими, поменьше. Но я и не претендую. Газзаев, например, очень обидчивый. Я с ним натерпелся. Когда привез в Москву, это был ужас. Меня все спрашивали: «Ты где такого нашел? Это же дикарь!» На зимних сборах день короткий, мы с утра играли, а днем восстановительное занятие. Так Газзаев восстал: «Вы с ума сошли? Мы отыграли – и еще будем тренироваться?» Собирал вещи и уезжал домой во Владикавказ. Так повторялось раза три. Газзаев в своей книге это описал.
- Звездой он тогда не был. Что ж после таких выходок не послали Газзаева подальше?
- Я был уверен в его таланте. Он убегал – а я отправлялся уговаривать, возвращать. Изменить Валеру, казалось, невозможно. Пока в «Локомотиве» не появился Гиви Нодия.
- Что Нодия с ним делал?
- Это прекрасный футболист и замечательный человек. Помню, сижу осенью в клубе, стук в дверь. На пороге Нодия: «Игорь Семенович, меня убрали из Тбилиси. Возьмите в команду». Взял. Почему нет? Он-то и помог – Газзаев все-таки кавказец, уважать старших там учат. Жили в одной комнате, и Валера на глазах менялся. Плюс с женой повезло. С Беллой они вместе учились в школе. Добрая, мудрая женщина. Ко мне иногда обращалась по разным поводам.
- Например?
- Газзаев был уже главным тренером московского «Динамо». Когда в 1993-м проиграли «Айнтрахту» – 0:6, подал в отставку. Звонит Белла: «Что делать? Валера три месяца не выходит на улицу, лишь курит у форточки…» Позже Газзаев сам мне набрал. Рассказал, что есть два варианта – вернуться во Владикавказ или отправиться в Италию. Язык он учил, было предложение от какого-то клуба. Просил совета.
- Что ответили?
- «Валера, какая Италия? Работать лучше дома, поезжай во Владикавказ». А отношения чуть подпортились, когда он почувствовал себя тренером. Как-то я оказался в одном купе с Колей Латышем, его верным помощником. Валера в то время все про атакующий футбол твердил. Так я Коле сказал: «Футбол – это не только с голой задницей в атаку, надо еще кое-что уметь. Наука посложнее». Латыш ему, видимо, передал – и я почувствовал охлаждение. Будто Газзаева поучаю. Потом мой «Елец» с его ЦСКА встретились в Кубке. Дома мы 1:0 победили. Газзаев был в ярости. Подхожу: «Валер, чего расстраиваешься? В Москве отыграетесь». Так и получилось, в следующий этап армейцы прошли. Но холодок остался.
- Говорят, в «Динамо» Газзаев одевался так, что его звали «лорд»…
- Валера во многих делах выделялся, но лордом в «Локомотиве» он не выглядел. Команда-то была бедненькая. И никому не нужная. Валентин Сыч, заместитель председателя Спорткомитета СССР, злился: «Да идите вы со своим «Локомотивом»! Не даете нормальный календарь составить, тур в Москве не можем уложить в два дня. Пятое колесо…» Если при Борисе Бещеве, который 29 лет возглавлял министерство путей сообщения, «Локомотив» держался на плаву, то после его отставки начались проблемы. Когда я второй раз принял «Локомотив», министром был Николай Конарев. Он обещал футболистам заплатить за шесть последних матчей по 40 рублей. Слово не сдержал. Я сразу подал заявление.
- Семин в «Локомотиве» как очутился?
- Ему было уже 28. Вячеслав Соловьев и Никита Симонян полгода со мной не разговаривали, когда позвал Юру в «Локомотив».
- Почему?
- Расскажу. Семин был в немилости после истории в «Кайрате», где с Колей Осяниным снимал великого армянского тренера Артема Фальяна. Тот пару лет еще поработал – и умер. А забирал я Юрку из второй лиги, он в Новосибирске играл.
- Семин оправдал надежды?
- Конечно! Характер такой, что и люди рядом начинали трудиться. Отец его несколько раз ко мне из Орла приезжал. Мама очень славная женщина. Когда с «Локомотивом» халтуру играли в Орле, на всю команду стол накрыла. Что Юрка выпить любил – не скажу. В пьяницах не ходил. Семейный человек. А прозвище у него было – Худой… В 1977-м «Локомотив» занял шестое место, хотя могли и медали завоевать.
- Что помешало?
- Не хочется сыпать соль на рану, говорить о плохом. Давайте-ка я лучше расскажу о тренерском совете, который создал в «Локомотиве». Входили туда Семин, Газзаев, Аверьянов и Нодия. Собирались мы раз в неделю. Обсуждали сыгранный матч, тактику, содержание тренировок. Игрокам это было интересно, они засыпали меня вопросами.
- Кто больше всех?
- Пожалуй, Семин. Сплошные «почему» да «зачем». Я этому только радовался. Рядом с ними и я совершенствовался, ведь всякий раз должен был убеждать футболистов в своей правоте. У меня выросло много хороших ребят. «Семеныч, да у вас глаз – ватерпас!» – это слова Семина. Я действительно в игроках редко ошибался.
- Так что все же стряслось в 1977-м?
- (После паузы.) Ладно, слушайте. До сих пор мне покоя не дает наше поражение от «Зари» в Ворошиловграде. Я там повел себя неприлично…
- Это как?
- Бил всю команду! У меня уже до игры были скверные предчувствия. В гостинице подошел к окну в 6 утра – Аверьянов куда-то бежит. Он до «Локомотива» как раз в «Заре» сезон провел. И вот, начинается матч. Играем безобразно. Ко мне человек подходит: «Игорь Семенович, ваши-то сдают». А до этого в Донецке были. Приехали в гостиницу, идем к лифту – оп, Сальков здесь. Главный тренер «Шахтера». С чего бы? И точно – игра вышла «мутная»…
- Подождите-подождите. То есть в прямом смысле слова своих футболистов в Ворошиловграде били?
- Ну да. Ногами. Начал с массажиста, который обо всем знал, но ничего мне не сказал. Потом и футболистам досталось. Больше всего был обижен на защитника Володю Ряховского. В свое время здорово ему помог, вытащил из Саратова. А он туда же. Единственное утешение, если, конечно, это слово здесь уместно, – матч продала вся команда.
- И Семин с Газзаевым?!
- Нет, они на этот матч не поехали. Один был дисквалифицирован, другой травмирован. После в Москве устроили собрание часа на четыре – некоторые футболисты говорили: «Волчок сошел с ума, бил нас, он с вывихом». Но ко мне очень хорошо относился Бещев. Это спасло от увольнения. Футбол он обожал. Я переживал, что на «Локомотив» мало зрителей ходит, так Бещев утешал: «Болельщиков у нас больше, чем у «Спартака»! Просто одновременно на стадион они прийти не могут. Постоянно в рейсе… Да и добираться от «Преображенки» неудобно. Вот когда ветку до «Черкизовской» проведут, все будет по-другому. А над трибунами козырек сделаем». Он в начале 1970-х все это предвидел, представляете! Был еще интересный случай, когда с Бещевым на его «Чайке» поехали на игру дубля.
- Он даже на такие матчи выбирался?
- Я тогда пригласил в «Локомотив» талантливого мальчишку – Юру Чеснокова, который у меня 15-летним в калининской «Волге» начинал. Быстрый, резкий, забивной. Борис Павлович о Чеснокове был наслышан, ему не терпелось увидеть парня на поле. Звонит: «Юра сегодня за дубль сыграет?» – «Да». – «Не возражаете, если вместе футбол посмотрим? Помощник заедет за вами».
Приезжаем в Красногорск, где дубль «Локомотива» проводил матчи. Холод собачий, на стадионе ремонт, все перекопано. А министр спокойно по грязи шлепает. На Чеснокова нарадоваться не мог: «Ох, какой футболист!» Когда игра закончилась, сели в машину, Бещев говорит помощнику: «Митрофаныч, мы замерзли». Тот сразу выдвинул столик, налил водку в маленькие рюмки, достал бутербродики с красной икрой, чуть-чуть присыпанной зеленым лучком. «Поверьте, Игорь Семенович, – сказал Бещев. – Я бывал на разных приемах, чем только не угощали, – но все равно ничего лучше рюмочки водки вот под такой бутерброд на свете нет».
- Чесноков в «Локомотиве» не задержался…
- Он долго от армии бегал. На стадионах, в аэропорту за ним охотились военные патрули. До поры до времени нам удавалось Юру оградить от лап ЦСКА, но в конце концов забрили. Тут и Бещев был бессилен. А Чесноков – бомбардир от Бога. Поначалу на весь матч силенок не хватало, я его менял. Так он со слезами подошел: «Ну дайте же доиграть. Я вижу, что защитники подустали, я забью!» Давай попробуем, думаю. И он действительно на последних минутах немало мячей положил! Но после ухода из футбола жизнь Юрки пошла под откос.
- Почему?
- Из ЦСКА его направили начальником физподготовки в Группу советских войск в Германии. А затем неожиданно перевели в бригаду связи Ленинградского военного округа. С тоски там начал поддавать, попался на глаза начальству. Из армии уволили. Остался ни с чем. Связался с какой-то компанией. Когда этих ребят посадили за групповое изнасилование, среди подозреваемых был и Чесноков. В итоге с него подозрения сняли и отпустили, но Юрку эта история окончательно надломила. Он снова запил – и умер в 47 лет.
КОНЬКОВ И БЕРДЫЕВ
- Вы сменили много клубов. О каком вспоминать совсем не хочется?
- О «Таврии». Самая жуткая в моей тренерской жизни страница. Футболом там заправлял известный человек…
- Анатолий Заяев?
- Нет. Заяев – это администратор, бандит страшный. А я про секретаря горкома. Фамилия Грач. Однажды меня вызывает: «Благодарю, что согласились приехать на Украину. Вы же коммунист? Как к коммунисту к вам просьба. Есть перспективный тренер Анатолий Коньков. Мечтает с вами поработать». А у меня штат укомплектован. Но навязали мне этого Конькова, и пошло-поехало. Три забиваем, четыре пропускаем. Был у нас вратарь Юрковский – мне про него Лобановский потом сказал: «Семеныч, я этого парня из «Динамо» освободил по подозрению…» Насчет самого Конькова я позже узнал. Купить-продать, и все в таком роде. Но как тренер нигде не зацепился.
- Заяев с той же «Таврией» стал первым чемпионом независимой Украины. А вы про него – «бандит». Как же так?
- Да что о нем говорить? Это враг футбола, собрал все негативное. Со мной пытался подружиться – но он человек нефутбольный. Не тренер и никогда на это не претендовал. Вот администратор он неплохой. Умел к людям найти подход. А как выиграл чемпионат – одному Богу известно… Но я вам не все рассказал про «Таврию». После меня Коньков ее принял – и в 1984-м в первой лиге как раз приехал играть с «Локомотивом». Явились ко мне целой делегацией. «Отец родной, не губи. В Хабаровске в последнем туре мы вопрос решили, осталось с вами».
- Сколько привезли?
- Два мешка денег. Не знаю, сколько там было точно. Сказали, что команде хватит на три года вперед. Коньков, правда, помалкивал.
- Как сыграли?
- Выиграли 5:0. Утопили их. Боженька все видит.
- Что еще в те годы предлагали?
- По-всякому. В том сезоне «Нистру» тоже стоял на вылет, так оттуда две бочки вина нам прикатили. Но мы шлепнули Кишинев 1:0. Кстати, если бы не «Таврия», я бы в московском «Торпедо» работал. Валя Иванов вторым тренером к себе приглашал. Но Сыч приказал ехать в Симферополь – и пришлось перед Козьмичом извиняться.
- Если Иванов звал к себе помощником – это оценка.
- В методическом плане я дока. А у Козьмича с этим не все было ладно. Вот в Адлере прихожу к нему на тренировку. 3 января. Козьмич объявляет: «Десять рывков по 400 метров». Я ахнул: «Ты ребятам на отпуск задания давал?» – «Да какие задания?! Лобан правильно говорит: не умеют играть – пусть бегают». А однажды он меня на разбор пригласил. Идем по коридору на базе в Мячкове, навстречу Юра Савичев. Козьмич его приобнял: «Юр, ты извини, я не сдержался». Тоже штрих. Он ведь очень спокойный, добрый был. Но во время матчей ругался так, что за стадионом слышно.
- Каким в «Кайрате» вам запомнился Бердыев?
- О «Кайрате» вообще разговор особый. Сыч направил меня туда в мае 1979-го. Приезжаю и хватаюсь за голову. Футболисты еле ползают, у некоторых во-о-от такой фартук.
- В смысле?
- Пузо. Совершенно растренированные. Рывок сделают – и пять минут отдышаться не могут. Понял, что каши с ними не сваришь. Но где в разгар сезона новых возьмешь? Выручила Спартакиада народов СССР. В чемпионате наступил перерыв, и я мотался по республике в поисках молодежи. Так в «Кайрате» появились Стукашов, Штромбергер, Пехлеваниди, Антон Шох, над которым поначалу все смеялись. Через Сыча вытащил Гладилина, которому чуть ли не пожизненную дисквалификацию впаяли…
- Почему над Шохом смеялись?
- Высокий, нескладный, корявенький. Но пахал, как зверь! И вырос в футболиста экстра-класса. Когда ушел в «Днепр» к Кучеревскому, мне Мефодьич звонил, благодарил: «Какого же ты игрока подготовил!» Антон был капитаном в чемпионском составе «Днепра». Очень добрый, не знаю людей, которые плохо к нему относились бы. В 2009-м Шох возвратился в Казахстан, его назначили главным тренером «Атырау». После первого же матча он умер прямо в раздевалке – инфаркт.
- А Гладилина за что дисквалифицировали?
- Он играл у Бескова в «Спартаке». Команда в Болгарию уезжала, Валерка опоздал. И Константин Иванович добился его дисквалификации. Но Сыч, с которым у меня были отличные отношения, помог заявить Гладилина за «Кайрат». Валера-то и спас нас от вылета, забив в решающем матче пенальти киевскому «Динамо».
- Сюжет.
- О, да это целая история! Началась она до моего назначения. Мне рассказали, что годом раньше «Кайрат» приехал в Киев, и Лобановский предложил им отдать игру. Договариваться послал администратора Гришу Спектора. Через пару часов тот возвращается: «Да они обалдели – столько денег заломили! И вообще, Валерий Васильевич, что мы их, так не обыграем?!» Лобановский отвечает: «Дай, сколько просят». А в следующем сезоне перед матчем в Алма-Ате уже гонцы из «Кайрата» шагают к Лобановскому, объясняют – команда на грани вылета, теперь вы подсобите. Васильич ни в какую. Но ребята настроились – и мы выиграли 1:0. Гладилин пенальти исполнил безупречно. Так после этого Лобановский каждый раз спрашивал при встрече: «Семеныч, скажи, мои-то продали игру?» – «Нет, Васильич, все было честно». Но он, похоже, все равно сомневался.
- Мы о Бердыеве не договорили.
- В «Кайрат» он вернулся в 1981-м. Игрок был блестящий. Я просто любовался его игрой, фирменным финтом. Этими невероятными переступами – когда показывал, что собирается уйти с мячом в одну сторону, а сам делал резкий рывок в другую. Раскрыться Курбану мешали семейные проблемы. С первой женой не сложилось. Она не давала ему играть! Приезжала на базу, бросала Курбану двоих детей и исчезала. До футбола ли тут?
- Могли предположить, что он вырастет в такого тренера?
- Вполне. Курбан игру чувствует тонко. Он готовил себя к этой профессии. В «Кайрате» конспектировал за мной тренировки. И учился не для галочки. Знаете, я не раз задавался вопросом: почему тренеры из провинции достигают больших успехов, чем коренные москвичи? Да их жизнь заставляет быть более требовательными к себе! Они работают изо дня в день, им некогда расслабляться. Отсюда и результат. Хотя москвичи по интеллекту, общему уровню знаний им ни в чем не уступают. Но вспомните наших лучших тренеров – Романцев и Тарханов из Красноярска, Газзаев из Владикавказа, Семин из Орла, тот же Бердыев из Ашхабада.
Беда еще в том, что мало кто из футболистов по-настоящему учится в институте. Вон, у Романцева в «Спартаке» был Валерий Жиляев. Так в Малаховском институте физкультуры дипломы спартаковским игрокам выдавали именно благодаря его связям.
- Бердыев-то в курсе, что представлял собой «Рубин», когда в 1996-м вас пригласили в Казань?
- Да, я ему рассказывал. Это сейчас «Рубин» – процветающий клуб. А тогда болтался во второй лиге. Ни денег, ни условий. Полная нищета. Команда была при авиационном заводе, который сам едва сводил концы с концами. О чем говорить, если на вокзале меня встречали на старенькой «Оке». Чтобы из нее на повороте не вывалиться, я дверь рукой удерживал!
АРКАДЬЕВ И МАСЛОВ
- Вы дружили с Николаем Морозовым, который тренировал сборную СССР в 1966-м на чемпионате мира в Англии. О его смерти ходили разные слухи…
- Да, то ли сам умер, то ли убили. Загадочная история. У него была подруга – администратор гостиницы. К ней Морозов ушел от жены, получил квартиру напротив стадиона «Локомотив». А жена сокрушалась: «Ну, разве я ему запрещаю? Пусть гуляет. Только зачем же из дома уходить в 60 с лишним лет…» Но у Петровича характер был сложный. В тот день он провожал приятеля, хоккейного тренера Николая Карпова. Посидели в ресторане на Комсомольской, потом к себе поехал. По дороге зашел в пивной бар возле стадиона «Локомотив». И больше его живым не видели. Говорят, повздорил там с кем-то – Морозов мужик был задиристый.
- Борис Аркадьев каким помнится?
- Умирал он страшно. У него была болезнь Альцгеймера. Как у Эпштейна, Нетто, Вали Иванова. Аркадьев выходил из дома, а назад вернуться не мог. Дочка клала ему в карман записку – какой подъезд, этаж, квартира. Последние годы за пределы двора его старались не выпускать… Когда Аркадьев возглавлял «Локомотив», Бещев иногда просил в день игры прислать на ознакомление состав. Делал это обычно председатель центрального совета «Локомотива» Николай Разумовский. Как-то принес он от Аркадьева список. А вечером на матче Бещев обнаружил, что от утреннего варианта осталось всего несколько футболистов. Борис Павлович подзывает Разумовского: «Вы что, издеваетесь?!» Тот после игры спрашивает Аркадьева: «Почему же вы дали мне один состав, а на поле выпустили другой?»
- Что ответил?
- Развел руками: «Понимаете, после нашей беседы я лег спать, и мне именно такой состав приснился. Этих игроков я и решил поставить». Аркадьев никогда не пил, не курил, но к загулам игроков относился на удивление спокойно. В «Локомотиве» его помощником был Виктор Ворошилов. Раз в поезде прибегает к нему: «Борис Андреевич, пьяный Ковалев с какой-то девицей закрылся в купе!» Аркадьев отвечает: «Так это же прекрасно. Значит, с потенцией полный порядок». В другой раз ему сообщают: «Глядите, ваш игрок опять нажрался!» Интеллигентный Аркадьев поморщился: «Ну, почему «нажрался»? Человек просто устал – и спит».
- Ворошилов по прозвищу Клим и вам в «Локомотиве» помогал.
- К счастью, недолго. Он вел образ жизни привольный, тренерская работа его не волновала. Однажды я задержался в клубе, а Ворошилова с командой отправил в Баковку на восстановительную тренировку. Вдруг звонок: «Семеныч, как быть? Клим угнал автобус, укатил в Москву».
- То есть?
- Он выпивши был. Пока игроки в бане парились, приказал водителю клубного автобуса ехать в Москву. Ослушаться тот не посмел. А на сборе в Югославии Клима вообще чуть не застрелили!
- Кто?
- Поселили нас в гостинице, где был общий балкон, разделенный перегородками. Клим напился и зачем-то решил перелезть. А в соседнем номере жил инкассатор. Уже стемнело, и он, увидев на своем балконе незнакомую физиономию, вытащил пистолет. Сам потом говорил: еще секунда – нажал бы на курок. Хорошо, вспомнил, что где-то рядом русские живут. Но скандал был большой. Прилетев в Москву, я прямиком двинул к начальству: «Убирайте Ворошилова. Работать с ним невыносимо». Меня стали уговаривать: «Но ведь это же флаг «Локомотива»! Подумайте!» На что я ответил: «К сожалению, это флаг давно приспущенный…»
- Были игроки, с которыми так же мучились?
- Ну вот, например, играл за «Локомотив» вратарь Золтан Милес. На тренировках ему часто били пенальти на спор – и обычно он выигрывал. Это был его конек. Не забуду матч с киевским «Динамо» в 1972-м. При счете 0:0 в наши ворота назначают пенальти. Подходит Мунтян, который с «точки» обычно не промахивался, здорово бьет впритирку со штангой, но Милес достает мяч. Вскоре нам ставят второй пенальти. Теперь к мячу идет Веремеев – и снова Золтан тащит! А в концовке мы поймали киевлян на контратаке – 1:0 и закончили. Так вот, по своим данным Милес мог в сборной играть. Но он был человек не строгого режима. Помню, в Ленинграде пропал за пять дней до матча. Объявился в гостинице лишь под вечер накануне игры. Ребята сразу ко мне, просят дать шанс и не отчислять.
- И что?
- С «Зенитом» Милес отыграл блистательно! Мы победили – 1:0. Жил он от меня неподалеку. Когда завершил карьеру, изредка встречались. «Игорь Семенович, – говорит как-то, – я бросил пить». – «Поздравляю! Но раньше надо было бросать. Сейчас-то можно».
- Легендарный Виктор Маслов поддать тоже был не дурак.
- Да, однако это никогда не мешало футболу. Маслов – тренер величайший. Три года подряд его Киев чемпионом становился! Маслову хотели и сборную доверить, но противился Николай Ряшенцев, руководивший тогда федерацией футбола. Он был аскет и про Деда отзывался пренебрежительно: «А-а, этот пьяница…» Но в какой-то момент жизнь приперла, и Ряшенцева удалось переубедить. Вызвал он Маслова на беседу. А сам в кабинете то по одному телефону болтает, то по другому. Дед сидит. Он курил «Беломор», а под такой случай специально «Герцеговину Флор» купил. «Они не злые», – объяснил. И вот, достает папиросу, а Ряшенцев на секунду отрывается от трубки и в ужасе машет руками: «Виктор Александрович, только не это!»
- А Маслов?
- Папиросу обратно засунул, минуты три еще посидел – и к дверям. Ряшенцев кричит: «Вы куда? Мы же не говорили». Дед обернулся: «Говорить о футболе – и не курить? Это не для меня». Ушел. Больше в сборную его не приглашали.
- Мы сидим в комнате, похожей на музей. Особенно дорогая вашему сердцу вещь?
- Вот свисток – его из Англии в 1966 году привез Николай Морозов. Можете дунуть.
Один из нас дунул. Из свистка вылетел столб пыли. Наверное, копилась с того самого 1966-го. А Волчок повертел его в руках и сказал:
- Хочу Бердыеву передарить, Курбан оценит. Мне-то свисток уже едва ли понадобится.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ,
«Спорт-Экспресс», 10.02.2012
